Нортон начал краснеть.
Олли продолжал добивать его тем же самым ровным мягким голосом:
— Своими разговорами вы только вредите, вот что я вам скажу. Здесь есть люди, которые хотят пойти домой, чтобы удостовериться, что их семьи в порядке. У меня у самого сестра с годовалым ребенком дома в Нейплзе, и я, конечно, хотел бы проверить, как она там. Но если люди поверят вам и начнут расходиться, с ними случится то же самое, что с Нормом.
Нортона он не убедил, зато убедил несколько человек из тех, что колебались или собирались присоединиться к нему, убедил главным образом не тем, что он сказал, а скорее взглядом своих глаз, испуганным и обеспокоенным. Сам Нортон, видимо, цеплялся за свои теории, потому что на этом держалось его здравомыслие, или по крайней мере потому что ему так казалось. Но он не принял предложения принести со двора магазина доказательство своего там пребывания. Никто не принял. Они еще не были готовы выйти наружу, пока не были. Он и его маленькое «Общество» (уменьшившееся теперь на несколько человек) отошли насколько могли дальше от нас, к прилавку с готовыми мясными продуктами. Один из них задел моего сына за ногу, и Билли проснулся.
Я наклонился к нему, и он обнял меня за шею, а когда я попытался положить его снова, он прижался еще крепче и сказал:
— Не надо, папа. Пожалуйста.
Я разыскал тележку и посадил его на сиденье для детей. Оказалось, что он для него слишком велик. Это было бы даже забавно, если бы не его бледное лицо, темные волосы, сбившиеся на лоб, и грустные глаза. Наверно года два уже прошло с тех пор, как его последний раз возили на детском сиденье тележки для продуктов. Эти маленькие вехи проходят мимо, и мы не замечаем их, а когда перемены вдруг все-таки доходят до сознания, они всегда неожиданны.
Тем временем в отсутствие «Общества Верящих В Плоскую Землю» дискуссия нашла себе новый громоотвод, и теперь в этой роли оказалась миссис Кармоди. По вполне понятным причинам она была одна.
При тусклом унылом освещении со своими ослепительными брюками, яркой кофтой, раздувшейся сумкой и целой пригоршней позвякивающей бижутерии из меди, черепаховой кости и адамантина она здорово походила на ведьму. Лицо ее прочертили глубокие вертикальные морщины. Серые мелко-завитые волосы удерживались на месте тремя роговыми гребнями и были собраны сзади в пучок, а сжатые губы выглядели словно отрезок узловатого каната.
— Нет защиты против воли Божьей! И того, что произошло, следовало ожидать. Я видела знамения. Здесь есть те, кому я говорила это, но нет таких, кто был бы настолько слеп, что не увидел бы сам.
— Ну и что? Что вы предлагаете? — нетерпеливо перебил ее Майк Хатлен, член городского управления, хотя сейчас в своей яхтсменской шапочке и «бермудах» с отвисшим задом он на лицо официальное ничем не походил. Он пил пиво, что теперь делали уже почти все мужчины. Бад Браун прекратил протестовать, но он действительно записывал фамилии, стараясь уследить за всеми сразу.
— Предлагаю? — эхом отозвалась миссис Кармоди, поворачиваясь к Хатлену. — Я предлагаю, чтобы ты, Майкл Хатлен, готовился встретить своего Господа. — Она обвела взглядом всех собравшихся. — Готовьтесь встретить своего Господа!
— Готовьтесь встретить кучу дерьма! — пьяным голосом пробормотал Майрон Ляфлер из-за охладителя. — Старуха, у тебя наверно язык подвешен посередине, чтобы ты могла трепать им с двух сторон.
Голоса поднялись в одобрительном ропоте. Билли нервно оглянулся, и я положил руку ему на плечо.
— Нет, я все-таки скажу свое слово! — прокричала миссис Кармоди. Верхняя губа ее вытянулась вверх, открывая кривые зубы, желтые от никотина, и мне вспомнились пыльные чучела животных из ее магазина, вечно лакающие воду из зеркала, изображающего ручей. — Сомневающиеся будут сомневаться до самого конца! Но чудовища заберут этого заблудшего молодого человека! Чудовища из тумана! Мерзость из дурных снов! Безглазые уроды! Бледные ужасы! Ты сомневаешься? Тогда выйди на улицу! Выйди и поздоровайся с ними!
— Миссис Кармоди, вам придется прекратить это, — сказал я. — Вы пугаете моего ребенка.
Какой-то мужчина с маленькой девочкой поддержал меня. Девчонка с пухлыми ножками и ободранными коленками прижалась лицом к его животу и закрыла уши руками.
— У нас есть только один шанс, — провозгласила миссис Кармоди.
— Какой, мадам? — вежливо спросил Майк Хатлен.
— Жертвоприношение, — ответила она и, мне показалось, улыбнулась в полумраке. — Кровавое жертвоприношение.
«Кровавое жертвоприношение» — слова будто повисли в воздухе, медленно поворачиваясь. Даже сейчас, когда я знаю, что это не так, я говорю себе, что она, может быть, имела в виду чью-нибудь собачку. Две как раз бегали по залу несмотря на правила, запрещающие приводить в помещение магазина собак. Даже сейчас я говорю себе это. В полумраке она выглядела, словно какоето сумасшедшее воплощение пережитков новоанглийского пуританства, но я подозреваю, нечто более темное и глубокое, чем просто пуританство, двигало ею. У пуританства есть свой мрачный праотец, старый Адам с окровавленными руками.
Она открыла рот, собираясь что-то добавить, но в этот момент небольшого роста мужчина в красных спортивных брюках и опрятной футболке ударил ее ладонью по лицу. Мужчина с аккуратным, словно по линейке, пробором слева, в очках — типичный турист из тех, что наезжают сюда летом.
— Немедленно прекратите эти грязные речи, — сказал он мягким невыразительным голосом.
Миссис Кармоди подняла руку к губам, потом вытянула ее в нашу сторону в молчаливом обвинении. На ладони была кровь, но ее черные глаза светились, казалось, каким-то сумасшедшим ликованием.
— Давно добивалась! — выкрикнула из толпы женщина. — Я бы и сама с удовольствием это сделала!
— Они еще доберутся до вас, — сказала миссис Кармоди, предъявляя нам окровавленную ладонь. Ручеек крови стекал с ее губ по одной из морщин, словно дождевые капли по водостоку. — Не сейчас, может быть. Вечером. Ночью, когда опустится темнота. Они придут в ночи и возьмут кого-нибудь еще. Ночью они придут! И вы услышите, как они ползут и скребутся. И когда они придут, вы еще будете умолять Мать Кармоди подсказать вам, что делать.
Мужчина в красных спортивных брюках медленно поднял руку.
— Ну, ударь меня, — прошептала она и улыбнулась ему окровавленными губами.
Рука его дрогнула.
— Ударь, если посмеешь.
Рука упала, и миссис Кармоди пошла прочь. Билли заплакал, прижавшись лицом ко мне, как только что плакала маленькая девочка.
— Я хочу домой, — сказал он. — Я хочу к маме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});